«Щит трудящихся» - городские силовые структуры
Бюрократический аппарат сформировал новый формат советской номенклатуры, порождавшей бумажную волокиту и недовольство простого населения. Он опирался на силу карательных органов в лице Красной армии и милицейских подразделений. В связи с окончанием гражданской войны и началом голода 1921 года 2/3 армии оказалось распущено, красноармейцы начали возвращаться на места, что значительно осложнило ситуацию в Северо-казахстанском регионе, в том числе и Кустанайской губернии.
В первые годы Советской власти крестьянство и часть казахского населения, возмущённые жестокой политикой «военного коммунизма», начинает складываться в так, называемое «зелёное» движение: «В некоторых волостях, как например в Чолаксайской и других наблюдалось появление вооружённых бандитских шаек, быстро ликвидировано Комдезертиром совместно с Уездной Советской Милицией».37 Первоначально эти движения находили сочувствие среди широких масс, даже самих «карающих органов». Но, вымещая злобу на советских работниках, осуществлявших режим продразвёрстки, они довольно часто расправлялись и с простым населением, поддерживающим новый режим. В результате, «зелёные» вскоре оказались перед угрозой полного и тотального уничтожения. «Лишённые широкой поддержки – сообщает современный исследователь Духин Я.К., - и сочувствия, «народники» в начале марта 1921 г. при активном участии частей Красной Армии и чоновцев были ликвидированы».38
Хотя «зелёное движение» напрямую не касалось Кустаная, части расквартированные в городе находились в режиме повышенной готовности. В Кустанай отправлялись регулярные сводки и донесения о деятельности бандитских формирований. Начальник городского гарнизона Буров 8 марта 1921 года издал приказ, согласно которому вводились новые меры предосторожности: «…всем воинским частям, учреждениям и заведениям, а равно и гражданским, что все ранее выданные пропуска на право хождения по городу ночью, белого формата, со дня объявления настоящего аннулируются. Все лица, имеющие означенные выше пропуска в трехдневный срок должны сдать в мою канцелярию для замены таковых новыми – тёмно-розового света».39
Военные части в летний период в целях самообеспечения занимались сельскохозяйственными работами (сев и сбор урожая, сенокос выпас лошадей и прочее).40 В начале 20-х годов в городе Кустанае базировались следующие подразделения: 4-я рота 23 стрелкового полка, 43 кавалерийский эскадрон, 69 пеший дивизион войск ГПУ (ЧОН), Кустбат.
Первыми губвоенкомами были Николаев, Бабков. Осенью 1922 года новым военкомом Кустанайской губернии был назначен Шендельман. «Плохо жилось красноармейцам 69 пешего дивизиона до прибытия в часть военкома т. Шендельман. – писал красноармеец Тощев в разделе, посвящённом Красной армии в газете «Степная заря». - Казармы были без ремонта, всюду пыль, грязь, разломанные печи. Спали на голых нарах в нетопленных помещениях. С приездом т. Шендельмана жизнь дивизиона до неузнаваемости изменилась. Благодаря энергии нового военкома, дивизион перевозят в другое помещение, гораздо лучшее. С огромными трудностями т. Шендельман добивается того, что у каждого красноармейца в данный момент имеется особый матрац, простыня, подушка и одеяло. Вместо прежних коптилок, помещение красноармейцев освещается электричеством. По стенам казармы развешены портреты вождей революции и плакаты».41 Командиром 69 пешего дивизиона в этот период являлся Раваев.42
Главной функцией военкомата стала организация весенне-осеннего призыва, которому подлежали все граждане-мужчины, достигшие 20-летнего возраста. В связи с ростом дезертирства, вёлся переучёт всех военнообязанных в возрасте от 20 до 40 лет. Не явившиеся в военкомат граждане призывного возраста без уважительной причины, объявлялись дезертирами с наложением штрафа «…в размере от 25 рублей золотом или арестом с принудительными работами от 10 суток до 1 года».43 Сроки действительной военной службы в 1923 году в рядах Красной армии и флота определялись следующие:
«…1) Для пехоты, артиллерии и всякого рода частей и учреждений, кроме ниже перечисленных полтора года.
2) Для кавалерии, конной артиллерии и технических войск два с половиной года.
3) Для воздушного флота три с половиной года.
4) Для морского флота четыре с половиной года.
5) Для военно-учебных и военно-морских учебных заведений в соответствии с положениями о сих заведениях.
Для некоторой части призываемых могут быть предоставлены льготы по семейному и имущественному положению, таковые проходят сокращенный срок обязательной военной службы в течение шести месяцев».44
Армейские части и подразделения занимали важнейшее место в организации и проведении парадов, приуроченных к важнейшим советским праздникам. В приказе по гарнизону Кустаная №19 от 25 апреля 1923 года начальник местного гарнизона Бабков, объявлял командующим первомайским парадом представителя военкомата Цуканова и коменданта города Цветкова. В параде приняли участие - Кустбат, 69-й пеший дивизион, губвоенкомат, части милиции и ГПУ.45
Военные в этот период получали значительные продовольственные и другие льготы. В их распоряжении оказывались лучшие городские постройки. В пользовании кавалерийского эскадрона и военного конзапаса находился дом Фаткулина по ул. Комсомольской, 35 (ныне проспект Абая). Кавэскадрон в 1922 году также просил оставить за ним, частично отремонтированное, здание бывшего русско-казахского училища в качестве казармы.46Помещения, используемые военными, довольно часто становились образцами бесхозяйственности. Для улучшения санитарного состояния казарм создавались специальные сантройки. Здание Губвоенкомата располагалось в пассаже Яушева. Вот что представляло собой внутреннее убранство военного ведомства в мае 1923 года, по сообщениям газеты «Красная степь»: «Двор, занимаемый Губвоенкоматом, представляет из себя ни что иное как помойную яму, с наваленными кучами разного рода, отбросами картофеля, капусты, навоза и проч. Во дворе имеется подвал-ледник с хранилищем мяса, которое при обследовании его лекмопом 69 пеш[его] див[изиона] найдено в большинстве своем покрытым плесенью и готово совершенно разложиться. Такое положение двора и мяса не может длиться дальше, зная, что с наступлением весны развиваются эпидемические заболевания, а тем паче, где хранится мясо в подвале с открытыми окнами…».47 Не лучше обстояло дело и в помещениях 69-пешего дивизиона. По сообщениям красноармейской стенной газеты «Оса»: «…Во дворе общежития дивизиона имеется колодец. Благодаря тому, что гнилая веревка все время рвалась, в этот колодец было спущено восемнадцать ведер. Оборвется ведро – привяжут к гнилой веревке другое. Сообразить же, чтобы гнилую веревку заменить хорошей, никто не догадался. Когда, наконец, не стало ведер на складе дивизиона, стали доставать потонувшие ведра. Спустили на веревке одного красноармейца, но… сорвался валёк, и красноармеец в пимах, в шинели – в чём был, полетел в воду. Едва вытащили…».48
Красноармейцы получали полное довольствие, считаясь элитой тогдашнего общества. По их инициативе создавались культурные учреждения, активизировалась клубная жизнь. Особое внимание уделялось в пропагандистских целях национальным кадрам. Так, казах Нарлубаев Идрис, добровольно вступил в ряды Красной армии в 1918 году и продолжил службу после демобилизации в кустанайском 69 пешем дивизионе ГПУ. В мае 1923 года «…За добросовестное отношение и верную службу Рабоче-Крестьянскому правительству и честное поведение, красноармеец Нарлубаев Идрис награжден суконными брюками, сшитыми в портняжной мастерской дивизиона».49
Демобилизованные красноармейцы снабжались продовольствием, «…на дорогу папиросами и спичками» и давали обещание «…рассказать своим родным и знакомым, как хорошо служить в Рабоче-Крестьянской Красной Армии…»50 Вновь прибывшим красноармейцам выдавались постельные принадлежности, обмундирование и «…некоторым нательное бельё».51 Большое внимание в армейских частях уделялось ликвидации безграмотности и пропаганде «коммунистического режима».
К осени 1923 года Красная армия была сокращена по всей стране до 600 тысяч человек. Началось создание территориально-милиционной системы, в рамках которой формировались «территориальные» дивизии со сроком действительной службы 4 года. Кадровыми военнослужащими теперь был в основном командный состав, переменный состав – проходил 5-месячное обучение у себя на родине.52 В 1924-1925 годах в связи с улучшением внутреннего положения и укрепления Красной армии решением ЦК РКП(б) части ЧОН были расформированы.
Новым органом по охране общественного порядка, борьбе с преступностью с момента установления советской власти становится милиция. В её деятельности сразу же обнаружились серьёзные трудности: отсутствие квалифицированных кадров, обмундирования, вооружения и т.д.
В 1919-1921 гг. отделение городской милиции и арестный дом располагались в доме Щеглова по улице Толстого, 2. До 1922 года милицейские части помещались в доме Ивановой по адресу ул. Большая, 27 (современный проспект Аль-Фараби), а также частично в 2-этажном «полукаменном» доме Волкова по улице Тургайской, 44 (современная ул. Павлова). Здания плохо отапливались, не хватало площадей. Милицейские органы занимались также выдачей документов, удостоверяющих личность, регистрацией граждан. Приём граждан вёлся при больших очередях до 200 человек в день.53 «Чтобы удостоверить подпись квартального, - сообщает кустанаец Цветков, - нужно два дня, не менее, ходить в милицию, постоять в комнате, где невозможно спёртый воздух, подождать, когда компания милиционеров кончит говорить о своих личных делах и выпустить целый поток мастерски закрученных нецензурных ругательств, не обращая внимание на присутствующих женщин. Одним словом, это не помещение милиции, а какая-то корчма…»54
Главной задачей милиции являлась борьба с хулиганством, царившим на городских улицах. Кустанайский губисполком в ноябре 1922 года издал обязательное постановление, запрещавшее появляться на улицах и площадях города в пьяном виде и нарушать общественную тишину и порядок. К нарушителям спокойствия применялись следующие меры – денежный штраф, либо арест на 10 суток. Ссылаясь на Уголовный Кодекс «борцы за правопорядок» отмечали, что «…хулиганство, т.е. озорные, бесцельные, сопряженные с явным неуважением к отдельным гражданам и обществу в целом, действия караются принудительными работами, или лишением свободы на срок до 1 года. Под категорию этой статьи подходят: площадная брань, драка, приставание к отдельным личностям и т.п.»55
Одним из важнейших дел милиции становится борьба с самогоноварением. Самогоноварение становится главным бичом, по мнению администраторов, срывающее посевные кампании и ещё более усугубляющее «голодное» состояние населения. Постановления и штрафы не давали необходимого результата. Более того, в анонимных материалах газет встречались сведения о том, что сами милицейские органы «поощряют» деятельность «самогонных заводов»: «Я знаю двух милиционеров, - сообщает некий «Обыватель» в номере «Степной зари» от 16 ноября 1922 года, - из которых один, будучи агентом Уголрозыска, в тоже время гнал самогонку, а затем, расширив свое предприятие, бросил службу в Уголовке, чтобы окончательно посвятить себя самогонке… Не является-ли для органов милиции это слишком близкое «знакомство» некоторых ее сотрудников с самогоночными предприятиями препятствием к проявлению более активной деятельности по борьбе с самогонщиками? Но будем надеяться, что эти единичные случаи в милиции в целом обратят внимание на эту сторону дела и, приняв меры к устранению этого препятствия…».56 Вскоре в милицейских сводках появлялись сведения о штрафах за пьянство. Однако к осени 1923 года общественность вновь начала бить тревогу: «Постоянно на улицах города можно встретить упившихся «до положения риз». На последних никто не обращает внимания. Обыватель к ним привык, да и милиционеры, наверное, запамятовав постановление ГИК №18, спокойно проходят мимо порядком «стукнувших»...»57
Открытым способом власти начали «очистку рядов милиции от негодных элементов». Одним из методов подобной борьбы становится анонимные письменные жалобы. Для этого у помещения городской милиции осенью 1922 года был установлен специальный ящик. Призывом к действию служили следующие фразы-лозунги: «Всякий прохвост и мерзавец, подрывающий своими поступками законность, должен быть выброшен из рядов милиции. Для этого его нужно изобличить. Граждане! Изобличайте недостойных милиционеров! Вон их!».58 Милиционеры нередко обвинялись в грубости и использовании нецензурной брани.
Милиция часто оказывалась не в состоянии вести эффективную работу, что объяснялось «узостью штатов». «По ночам город в распоряжении преступного и хулиганствующего элемента, – писалось в заметке под названием «Охраны города нет» в газете «Красная степь» от 8 января 1924 года. - Мелкие кражи, угон лошадей, сбрасывание в колодцы воротов, обрезывание канатов совершаются почти каждую ночь. А кучки «веселящейся» молодежи на главных улицах с гармошкой, свистом, похабными припевами и звериным рёвом, - разве это не повседневное у нас явление? И незаметно, чтобы милиция хотя-бы раз остановила весёлую компанию, задержала хулиганствующих и т.д.»59 К этому времени милицейский штат города составлял всего 30 человек.
Для отбывания тюремного заключения в городе действовал Дом лишения свободы. При нём были оборудованы и действовали сапожная и слесарная мастерские. Поскольку тюрьма находилась на самообеспечении, для её нужд в 1923 году у местных властей был арендован на три года участок земли в 500 десятин.60 Занимавшиеся хищениями надзиратели, нередко и сами, будучи «арестованными с поличным», оказывались под временным арестом. «Не мешало бы заблаговременно кое-кого убрать оттуда, - писали о царивших в Доме лишения свободы читатели местной газеты весной 1923 года, - а то под пьяную лавочку (частенько бывает) администрация перестреляет сама себя, доказывая друг другу, кто из них старше».61 Весной 1923 года в кустанайском доме лишения свободы была открыта переплётная мастерская. Как сообщалось в объявлении за подписью заведующего Бовкуненко: «Цены умеренные. Исполнение работ скорое и аккуратное».62
Наиболее опасными считались должностные преступления, наносящие существенный вред государственным интересам – злоупотребления властью и взяточничество. В 1922 году Президиум ВЦИК постановил «…карать за взятку лишением свободы не менее одного года; за взятку, которая приносит ущерб государству, или при вымогательстве, а также при неоднократном получении взятки, карать не ниже трех лет лишения свободы и особо отягощающих обстоятельствах – расстрел».63 Для борьбы с контрреволюцией, саботажем и прочими преступлениями действовали Революционные трибуналы. Наиболее типичные обвинения – членство в «конттреволюционных» партиях и сотрудничество с «колчаковщиной». Так, в феврале 1923 года был «…приведён в исполнение приговор над бывшим начальником почтового отделения Николаем Дмитриевичем Позняковым, присужденным за предательство совработников Ревтрибуналом к расстрелу».64 Итогом обсуждений политических вопросов, нередко становились весьма пространные заявления губернских партийных руководителей (Шафет Антон Тимофеевич – на тот момент секретарь Губкома РКП(б)): «Я не думаю здесь говорить о страданиях киргизской и русской бедноты. Я не буду говорить, и о том, сколько расстреляно человек: мы от этого уходим».65
Уголовные преступления - дела об убийствах, грабежах, конокрадствах – имели судебные решения от полных оправданий, за недоказанностью, и амнистий, до 20-летнего срока и расстрела. Нередко в качестве подсудимых выступали бывшие совработники и милиционеры.66