«Не хлебом единым…»: повседневная и культурная жизнь горожан

В культурном развитии первых лет советской власти началось явное различение «своего» и «чужого». «Своё» связывалось с идеализацией жизни простого человека, «чужое» - с культурными и бытовыми постулатами дореволюционного периода. Отражением «духа времени» стала новая коммунистическая эстетика, направленная на воспитание населения, главным образом молодёжи, в духе революционного патриотизма.

Главными проводниками новой идеологии становились массовые молодёжные объединения и союзы. Комсомольские организации города развернули активную деятельность с 1922 года. В городе начал свою работу комсомольский клуб, проводились митинги и парады допризывников, организовывались комитеты при Губкоме РКП(б) по охране труда подростков и малолетних, устраивали антирелигиозные диспуты, занятия спортом.²⁴⁴

На смену скаутскому движению пришли первые пионерские организации. Городские пионеры отправлялись с пропагандистскими представлениями в близлежащие посёлки, при помощи административных органов власти ими приобреталась новая атрибутика. Так в августе 1924 года пионеры выражали благодарность через местную газету «Губкому РКП, Губоно, Госторгу, Горсовету, Мельпроду, Райсоюзу, Церабкопу, ячейкам РКП при Губмилиции и Губисполкоме. Данными учреждениями пожертвовано 120 рублей, на что приобретены на 30 чел. костюмы, выписана пионерлитература и выписано 500 пионерзначков».²⁴⁵ Следует отметить, что сами пионеры первое время не видели особых различий в атрибутах скаутского и пионерского движения. Допустим, на скаутский манер завязывались галстуки, что видно на фотографиях тех времён. Пионерами становились дети в возрасте от 10 до 16 лет. К 1 октября 1925 года в Кустанае их насчитывалось 305 человек. Пионерские отряды в летние месяцы устраивали выездные палаточные лагеря. Лагеря создавались на расстоянии 18-20 километров от города в сосновом лесу на небольшом расстоянии (1-2 километра) от населённых пунктов. Участники летних лагерей вели агитационную работу: устраивали спектакли, вели беседы на общественно-политические темы в близлежащих деревнях, работали в избах-читальнях, помогали деревенским жителям в сельском хозяйстве. Наконец, с целью укрепления здоровья дети занимались спортом, играли и купались. По возвращении из пионерских лагерей, на базе окончательно оформившихся отрядов, создавались клубы.²⁴⁶

Главным проводником коммунистической идеологии являлись средства массовой информации. В 20-е годы в Кустанае регулярно издавались газеты – «Степь», «Степная заря», «Красная степь», «Степной крестьянин», журналы «Труд и хозяйство», «Известия Кустанайского Губкома РКП(б)».

Газеты и журналы того времени не всегда имели постоянного читателя, на 90% выписывалась государственными учреждениями. Малочисленным и неопытным оказывался корреспондентский корпус. Наиболее известными кустанайскими журналистами и редакторами (а по совместительству партийными и советскими деятелями) являлись Николай Иванович Романов и Семён Семёнович Ужгин. В отчёте о деятельности ГубОНО и Губполитпросвета за май-август 1922 года сообщалось, что «…издательское дело началось налаживаться во второй половине 1921 года с введением новой экономической политики, когда представилась возможность иметь оборот от своего производства и тем развивать его».²⁴⁷

Летом 1922 года была сделана первая попытка издания казахской газеты под названием «Аул» (так называемый «челябинский вариант»). Из-за материальных и финансовых трудностей издание газеты прекратилось на несколько месяцев, и лишь 1 сентября 1923 года начался её регулярный выпуск под редакцией М. Сералина, В. Забирова и Иралина.²⁴⁸ Ответственным секретерём газеты был назначен известный писатель и журналист Беимбет Майлин. Газета ориентировалась на аульную бедноту, агитируя за переход к оседлости, борьбу с байством и другими «пережитками прошлого».

Радио ещё не получило большого распространения, являясь большой «диковинкой». Хотя радиостанция, находившаяся в ведении почтово-телеграфного ведомства, функциониро-вала еще с 24 сентября 1919 года, в Кустанае впервые услышали радио через наушники лишь в 1923 году.²⁴⁹

Читателей местной библиотеки, несмотря на постоянные чистки её фондов, интересовали женские романы Анастасии Вербицкой, любовные новеллы Ги де Мопассана, эмансипированные повести Жорж Санд и т.д.В местных рабочих клубах официальная кружковая деятельность нередко вымещалась куплетами и танцами «под гармошку», чтениями стихов З. Гиппиус, что никак не совмещалось с идеологическими установками нового режима.²⁵⁰ Официальный песенный репертуар тех времен составляли революционные песни («Варшавянка», «Вы жертвою пали…», «Смело товарищи в ногу») и песни времен гражданской войны («По долинам и по взгорьям», «Там вдали за рекой», «Смело мы в бой пойдем»). Разгульность НЭПа ассоциировалась с нехитрыми сюжетами песен, художественная ценность которых вызывает споры до сегодняшнего дня. Блатные и уличные песни («Бублики», «Лимончики», «Мурка», «Фонарики», «Крутится-вертится шар голубой») многократно подвергались осмеянию за мещанский вкус и откровенную пошлость. Отмечался их безыдейный и аполитичный характер, как в случае с «Цыплёнком жареным», «Маруся отравилась» (её интерпретациями были «Аржак», «Песня о чесноке») и т.д.²⁵¹ Несмотря на их критику, они пользовались популярностью среди значительной части городского населения.

«Город спячки, город будничного мещанского самоокапывания…»²⁵² - так отзывалась о Кустанае 1920-х годов местная пресса. Молодежь, не захваченная коммунистической пропагандой, осаждала пивные и злоупотребляла алкоголем. Указывались данные что «…на каждую мужского пола душу за 1922 год приходилось выпитой самогонки 1,47 ведра…»²⁵³ Это по усреднённым данным в 1,5 раза превышало дореволюционный уровень потребления алкоголя. «…В Кустанае, ходят по улицам «живые трупы», молодежь проводит дни в пивных, в ресторанах, задыхаясь от скуки, от безделья: жизнь здесь мрачна, как осенние дни в ненастье»²⁵⁴ – заключала газета в сентябре 1923 года. Власти сосредотачивали свои силы на борьбе с хулиганством и беспризорностью, но и в этом процессе не хватало средств, милицейских сил и нормально функционирующих детских домов.²⁵⁵

Нехватка хороших тканей сужала возможности расширения гардероба простого жителя города. Особым шиком для молодёжи считалась военизированная одежда – гимнастерки, френчи, изготавливавшиеся чаще всего из материалов местной текстильной фабрики.²⁵⁶ Большинство мастерских по изготовлению одежды были частными. Портные-частники устанавливали доста-точно высокие цены, объясняя это высокими налогами.²⁵⁷ Не хватало опытных закройщиков, швей, в связи с чем появилась необходимость в организации государственной школы кройки и шитья. В 1925 году встал вопрос о создании кооперативной портняжной мастерской.

Многие мероприятия развлекатель-ного характера, не связанные с новыми идеологическими установками, отличались безвкусицей, а нередко и откровенной пошлостью. Пропаганда «свободной любви» велась через деятельность «культкомиссий»: «Одна афиша обещает танцы с пивом до 2-х часов ночи. Другая «танцы вплоть до утра»… (Иначе – вплоть до потери человеческого образа). Третья заманчиво сулит «бюро знакомств» (сиречь сводня). Четвёртая «кабинет свидания или отдыха» (Это уж что-то совсем неприличное…) Осталось ещё: «распивочно и на вынос», «канкан на столе», «венера, выходящая из морской пены», «грехи юности», «ночная свистопляска»…».²⁵⁸

Главными местами повседневного развлечения молодежи являлись городские сады, различные клубы, электротеатр «Фурор» с драматическим театром и кинематографом. Театральное творчество Кустаная выросло из активного само­деятельного творчества самих горожан ещё в дореволюционный период. Стационарный театр в Кустанае появился лишь в начале 20-х годов. Следует отметить, что ещё до появления «официального» театра в городе функционировали национальные труппы - русская, татарская и киргизская (казахская). Казахская труппа находилась в Кустанае при партизанском отряде А. Джангильдина. В созданной из бойцов отряда полу­про­фессиональной труппе особо выделялся Серке (Сералы) Кожамкулов – будущий известный актёр казахского театра. Новым пристанищем театралов становится электро-театр «Фурор». Его здание временно находилось в совместной аренде русского драматического коллектива и частного кинопрокатчика. К февралю 1922 года труппа театра распалась, а соарендатор не выполнил условий договора. В результате «Фурор» был передан политчасти Опродкомгуба (вскоре, преобразованного в Управление военно-про­до­вольственного снабжения войск Кустанайской губернии - Упродгуб) во главе с И. Малишевским, который стал фактическим руководителем обновлённого театра. С июля 1922 года в качестве заведующего театром упоминается Б. Павлов.²⁵⁹

Действительно, первоначальная деятельность театра была связана исключительно с военными структурами. Ещё в феврале 1920 года через газету «Красная степь» к жителям города обратился Илья Леонтьевич Тарутов (представитель Уездного военного комиссариата – С.С.) с просьбой вернуть конфискованные у него «белогвардейцами» книги с пьесами «малороссийских авторов» для передачи «…во временное пользование в гарнизонный культпросвет, для постановки спектаклей».²⁶⁰ Сам факт так и мог остаться без внимания, если бы всё тот же Тарутов не принял участие в премьерной пьесе городского театра им. Карла Маркса под названием «Бувальщина» в роли пономаря 16 апреля 1922 года, что было отмечено в публикации газеты «Степь»: «Театр для Кустаная является своего рода роскошью и первым, вполне заслуживающим названия театра. …Если в этот день верующие праздновали Воскресение Христа, то любящие театр и искусство с таким же правом могли праздновать в этот день воскресение Кустанайского театра, вернее говоря, рождение его, ибо до сего времени более или менее сносного театра в Кустанае не было».²⁶¹ Театральные постановки сопровождались значительным зрительским интересом.

При театре были созданы украинская (малороссийская) и русская труппы, любительский коллектив военкомата и различные театральные кружки. Кроме того, в этот период функционирует и киргизская (казахская) передвижная труппа, которая создавалась в большей степени с агитационными целями. В её деятельности принимал участие будущий основоположник казахского театрального искусства Елюбай Умурзаков. Театр был сдан в аренду Упродгубу до 1 января (по другим данным 1 сентября) 1923 года. Главное условие аренды, согласно «Отчётам о деятельности Кустанайского Губполитпросвета за 1922 год» - четыре новые постановки и 6 киносеансов в месяц.²⁶²

Упродгубком вёл активные поиски театральных талантов в Троицке, Бугуруслане, Верхне-Уральске и Челябинске. Приглашаемые актёры нередко проявляли строптивость и выдвигали весьма серьёзные требования. Это видно из письма челябинского актёра А.М. Потапова - И. Малишевскому: «Надо вам сказать, что нынешний сезон спрос огромный на актёров… Вот мои личные условия: из расчёта месячного оклада настоящего сезона и существующим рыночным ценам оклад мой 150 милл. 1) Литер на 2 лица и накладная ст.ст. Шадринск-Кустанай. 2) квартира отопление освещение. 3) 4 пуда муки, 20 фунтов мяса, 6 фунтов жиров, 10 фунтов крупы, 5 фунтов сахару, ¼ чаю. 3) отрез на костюм. 4) пару белья, 5) сапоги или ботинки. 6) бенефис. 7) литер обратный куда поеду и 60 миллионов денег».²⁶³ Некоторые актёры были достаточно известными. Так, к моменту приглашения в театр артист Шаталов уже имел 10-летний сценический стаж работы в театрах Казани, Саратова, Москвы, Петрограда и Челябинска.²⁶⁴ Драматическая труппа театра оформилась летом 1922 года, представив на суд зрителей две постановки – «Трагедия авиатора» и «Крестьяне». Первые постановки сопровождались аншлагами, неслыханным для кустанайской публики явлением: «…почти половине желавшим попасть на «Трагедию авиатора» и «Крестьяне» не хватило билетов». ²⁶⁵

Игра актёров-любителей, нередко подвергалась критике. «15 ноября (1922 года – С.С.) в театре «Карла Маркса», - сообщается в газете «Степная заря», - «малороссийской» труппой любителей – большинство военкоматцы, была поставлена пьеса… Однако, игра артистов была чересчур слаба. …Зато суфлёр был на своем месте: читал громко и внятно, весь зал слышал. Грим – не грим, а мазня без меры».²⁶⁶

К весне 1923 года театр окреп и представил в новом театральном сезоне значительное число пьес с новыми декорациями и костюмами. В первой половине апреля 1923 года репертуарный план состоял из следующих постановок:

• 8 апреля «Павел I-й» трагедия Мережковского.
• 10 апреля «Цепи» драма в 4 действиях Сумбатова.
• 11 апреля «Горькая судьбина» драма Писемского.
• 12 апреля спектакль-концерт с участием всей труппы.
• 13 апреля «Разбойники» трагедия Шиллера.
• 14 апреля «Ревизор» Гоголя (Бенефис артиста Попова)
• 15 апреля «Петербургские трущобы» драма Евдокимова.²⁶⁷

В мае 1923 года театр имени Карла Маркса (бывший «Фурор») переименован в 1-й городской советский театр.²⁶⁸ К этому времени, вероятно, он перестал контролироваться военными структурами (Упродгубы были упразднены по всей стране ещё осенью 1922 года – С.С.) и получил возможность определять репертуар на профессиональной основе. Здание театра продолжало использоваться и как кинотеатр, а также как место для всевозможных заседаний и диспутов на политические темы.

К началу лета 1923 года труппа распалась. Об этом не без горечи писали современники: «В постановке Минского (режиссёра театра – С.С.) иногда удавалось справляться с довольно сильными вещами («Отец» - Стринберга, «Трильби» и др.). Теперь, очевидно, мы надолго лишены возможности иметь хоть сколько-нибудь удовлетворительные художественные постановки. Зато халтура взяла полное засилье. …Над зрителем стали, наконец, буквально издеваться. Например, афишируют начало в 9 ч. вечера, а начинают в 12 ч. ночи; обещают декламировать, а выпускают на сцену безголосых мальчиков».²⁶⁹ В целях подбора наиболее талантливых и работоспособных артистов в театре была проведена чистка, оставившая в труппе всего 4 человек. Аннулировались, выданные в мае 1923 года контрамарки для бесплатного посещения постановок, взамен их, правда, выдавались новые, что стало признаком новых перемен. Вскоре в город приехала новая труппа, приглашённая Губполитпросветом.²⁷⁰

Многочисленные постановки обновленного театра по достоинству оценивалась местными критиками. Репертуарный план был представлен произведениями выдающихся российских писателей и драматургов – Ф.М. Достоевского, А.Н. Островского, А.П. Чехова, А.Ф. Писемского. Подобрался вполне квалифицированный актёрский коллектив. Из сохранившихся фамилий - Павлов, Павлова, Казанская, Шаталов, Тамарина, Мурахин, Найданов, Крамов, Бабанов, М. Томилин, Философова, Несговорова, Сыров, Рынский, А.М. Потапов, А.Ф. Гутник и другие. Отмечались драматические и комические таланты большинства актёров. Нередко им доставалось и за откровенную «халтуру».²⁷¹

Актёрами устраивались театральные бенефисы, отмечались юбилеи творческой деятельности. Так, в октябре 1923 года артистка Павлова отмечала 5-летний юбилей своей творческой карьеры, сыграв одну из главных ролей в пьесе А.Н. Островского «Бесприданница».²⁷² К осени 1923 года театр вновь нуждался в серьёзном ремонте, разнузданные нравы зрителей оставляли желать лучшего: «…публика шляется по зрительному залу театра после того, как потушат электричество. Она не желает соблюдать театральные порядки и хочет остаться больше чем развязной. Билетёрша иногда после третьего звонка закрывает входные двери, чтобы поддерживать тишину в зрительном зале. Зрители тогда начинают ломиться в двери».²⁷³

Руководителем театрального оркестра являлся дирижёр А. Философов.²⁷⁴ Сохранились фамилии первых художников-декораторов – Н. Никонов, Колесников.²⁷⁵ Во время постановок, использовался весь имеющийся подручный материал. «В 1925 году я работала реквизиторшей. – вспоминала работник театра М.И. Волгова. - В распоряжении у меня был один пустой книжный шкаф. Только к концу года он заполнился кое-чем. Всякий нужный к спектаклю реквизит выпрашивался у горожан. …Я помню, по пьесе нужен был термометр для доктора. Я с трудом достала стекляшку от люстры. Актёр обязан был создать видимость, что он ест хлеб, а в руках у него были дощечки. Костюмы были просто нищенские. «Жрица огня», например, играла в марле, усыпанной мишурой и блёстками».²⁷⁶ В последующие годы театр всё чаще пополнял свой реквизит за счёт конфискованного имущества, изымавшегося, в том числе, и у казахского населения. ²⁷⁷

Интересна судьба актёра театра Алексея Фёдоровича Гутника. В списке администрации и служащих театра имени «Карла Маркса» от 2 мая 1922 года он значился в качестве реквизитора.²⁷⁸ В июле 1922 года Упродкомом за подписью И. Малишевского ему было выдано удостоверение, в котором сообщалось, что «…предъявитель сего т. Гутник Алексей Фёдорович состоит на службе вверенном мне управлении в должности артиста драмтруппы». 17 января 1924 года в театре состоялся его бенефис (совместно с А.М. Потаповым) в пьесе «Пугачёв или Из мёртвых восставший Пётр III».²⁷⁹ В дальнейшем А.Ф. Гутник продолжал участвовать в постановках Областного драматического театра вплоть до 1950-х годов.

Украинская и татарская труппы свои спектакли связывала с благотворительными акциями и пожертвованиями. Постановки часто заканчивались гуляниями и народными танцами. Сохранился состав участников татарской (мусульманской) труппы, большинство из которых участвовали в сценической деятельности с 1920 года - Энвер Сайфи, Хусаинова Мукавара, Ибрагимова Хамди, Камалетдинова Разия, Вахитова Тагира, Насыров Фатих, Хисамутдинов Гулсум, Тазетдинов Хамды, Мустафин Ахмадий, Хасанов Хаким, Самигуллин Исламжан, Давлетшин Сарв., Зайнегабдинов Абдр., Шакиров Гариф, Сунгатуллин Гин., Исмаилова Фатых, Каримов Сабир и др.²⁸⁰ Любительский состав театра нередко брался за серьёзные постановки. Так, 12 марта 1924 года в 1-м государственном театре ими была представлена опера Шарля Гуно «Фауст»: «И нужно сказать, - отмечали местные критики театрального дела, - что трудная в сценическом и музыкальном отношении классическая вещь нашими любителями исполнена хорошо».²⁸¹

Из киносеансов большим спросом пользовались фильмы типа «Тарзана» и «Фавориток», а также первые советские фильмы («Дворец и крепость» режиссера А. Ивановского).²⁸² Осенью 1924 года в губернии было создано общество «Пролет-кино» с участием представителей агитотдела, культотдела Губфорбюро, Губкома РКСМ и Райсоюза. Частные киноаппараты, не имевшие лицензии госкино к этому времени изымались, а киноленты и кинореклама подлежали цензурированию с недопущением «…игры на нездоровом интересе обывателя к эротике, уголовщине, садизму, мистике и т.п.».²⁸³

Театральные постановки и киносеансы нередко критиковались за безыдейность и аполитичность. С каждым годом городские и губернские органы всё более волновал вопрос: «Какие меры принимаются и принимались чтобы театральные представления служили могучим орудием политического воспитания рабочих и крестьян?».²⁸⁴